Дневник взятия замков: Велижа, Усвята, Великих Лук в письмах Яна Зборовского, кастеляна Гнезненского,к Петру Зборовскому, Воеводе Краковскому Хотя я хорошо понимаю, что вы от всякого другого можете получить верные сведения о происходившем, однако из желания показать, как я рад служить вам и исполняя при этом ваше приказание, сообщаю вашей милости о нижеследующем. Die 7 Augusti. Канцлер дал знать, что крепость Велиж сдалась королю без особенно большого кровопролития. Как скоро осажденные увидели, что наши стали возводить батареи под самой крепостью, они открыли пальбу с укреплений и, как говорят, убили троих из наших; впрочем, лишь только наши начали стрелять, как они сдались. Die 8 Augusti. Король ездил из своего лагеря, в то время находившегося под Суражем, осматривать Велиж, где и провел ночь. Однако он ночевал не в крепости, а в лагере канцлера, стоявшего еще под крепостью. Король даровал жизнь всем русским и отпустил их на свободу. Он оставил в крепости столько своих, сколько нужно было; канцлеру же приказал идти с войском, в котором было больше 6000, другой стороной и назначил место, где они должны были соединиться. Die 9 Augusti. Король поздно вернулся в свой лагерь. Die 10 Augusti. После непродолжительного совещания король приказал мне с находящимися под моим начальством людям переправиться через Двину по одному мосту; по другому переходил Габор Бекеш с венгерской конницей и Карл Истван со всей венгерской пехотой. После переправы мы сделали роздых в полмиле от реки, дожидаясь переправы короля с остальным войском.11 августа переправились все войска. Die 12 Augusti. Король прошел берегом реки две мили в сказанном порядке. Die 13 Augusti. Таким же образом прошли еще две мили берегом реки Усвяты. Die 14 Augusti. Получены грамоты от московского государя; копии с них и ответы посылаю вашей милости. В этот день король стоял на том же месте, а меня послал с моим отрядом. Я подвигался вперед в продолжение целой ночи в темноте по очень дурной дороге. Пройдя 4 мили, я стал лагерем на берегу реки Усвяты и дожидался, согласно приказанию, прибытия короля, который и подошел 15 августа. В этот день пан Троцкий осадил со своим войском русскую крепость Усвят. Хотя еще вчера пан Потоцкий с передовым отрядом подошел к крепости с той стороны озера, однако переправилось в этот день едва ли не все литовское войско. Пан воевода виленский послал с письмом к осажденным захваченного казаками пленного, извещая их о прибытии самого короля, причем уговаривал сдаться на его милость, так как они не в состоянии дать отпора столь сильному войску. Если же они вынудят короля принять участие во взятии замка, то ни им, ни их детям не будет оказано никакого милосердия. Конечно, они не будут содержать на своем иждивении ни одной души. Die 17 Augusti. Король остановился над озером, которое тянется от лагеря к замку на 2 мили; он отправился в замок водою; я также находился с королем. Пан виленский от имени литовских панов сдал крепость королю, произнеся при этом длинную речь. Король хвалил усердие панов гетманов и шляхетства великого княжества Литовского: чему, говоря правду, люди удивлялись, а сам король чуть не осмеял их; это заметно из его ответа. Ведь трудно показать людям другое, чем то, что все видели. Король ответил следующим образом: он не находит сказать ничего другого, как только благодарить Всемогущего Бога, прося Его благословить начатую войну и споспешествовать успехам до конца, что было бы славно и полезно для Речи Посполитой и для народов королевства; труды же господ панов король принимает с благодарностью. Die 18 Augusti. Был совет, на котором решали, что необходимо взять Великие Луки и определить путь, каким идти королю. Таким образом, в этот же день послан вперед, как обыкновенно, пан Потоцкий с передовым отрядом и с людьми, которые наводят мосты и исправляют дороги. Die 19 Augusti. Выступил пан Троцкий со своими людьми. Die 20 Augusti. Выступило в поход все остальное литовское войско. Die 21 Augusti. Мы с королем двинулись в вышеупомянутом порядке. Пройдя две мили, мы расположились в густом бору, где мало не только травы, но и тощего вереска. Нам придется идти этим бором по крайней мере два дня. Другая дорога была лучше, но только надо было бы наводить много мостов, к тому же она длиннее. Король предпочел идти этою дорогою, так как не желал терять времени, которого и так уже было мало. Только сегодня вытаскивают из воды пушки. Всемогущий Господи Боже, пошли благополучный исход! Die 21 Augusti. Получены опять грамоты от московского царя, копии с которых я так скоро достать не мог; он увещевает не проливать христианской крови, но дожидаться послов его, обещая, что они предложат мир на хороших условиях. Die 22 Augusti. Мы расположились в трех милях в бору, у реки Комли. Die 23 Augusti. Мы стали лагерем в четырех милях у озера Долеца. В прошлую ночь виленский воевода доставил четырех пленных из касимовских татар, которые в числе 150 были подосланы к нашему войску для добывания языка. Их открыли и захватили казаки князя Острожского. При этом был Голубок, начальник 200 казаков с длинными пищалями, на хороших конях. Плененных король велел отдать мне; их подвергали пытке, каждого особо, но все говорили с пытки одно и то же: о большом страхе и о том, что в Великих Луках сосредоточены значительные силы. В замке 500 московских стрельцов и 400 великолуцких, 100 конных казаков, конных детей боярских 100, слуг их и коней 300; затем тверской царь Симеон и младший Мстиславский имеют под собою 20000 войска. Они отступили назад к Холму, по направлению к Москве. Говорили также, что московский князь строго приказал своим воеводам не вступать в бой в открытом поле с войском нашего короля, не иметь даже ни малейшей стычки и только стараться, как бы исподтишка, забирать людей, тешась над королевским войском. Говорили тоже, что жители сами намерены сжечь весь город Великие Луки, лишь только король окружит его. Они будут защищаться только в крепости, которая снаружи окружена земляною насыпью, обложенной дерном. Когда их спросили, почему до сих пор не видно князя с войском и почему он не пришел на помощь взятым крепостям, а еще приказал отступать, они ответили, что через лазутчиков ему известно о многочисленности королевского войска. Говорили тоже, что три татарина, убежавшие из нашего войска, донесли великому князю, что у короля 106000 вооруженных конных людей, готовых к бою. Вследствие этого большой страх. Московский князь надеется, что с прибытием послов к королю будет мир; он приказал им сделать большие уступки, лишь бы только заключить мир. В этот день канцлер послал с Збигневом-Олесницким пленного, начальника этих 150 татар; зовут его Уьяном Износковым; он москвич, боярский сын, живет всегда в Казани и под своею командой имеет несколько тысяч людей. Он говорит, что случайно наткнулся после этого погрома на людей гетмана и что его бросили собственные казаки. Оно так и есть, потому что он только один захвачен. Он ничего нового не говорил, а только все то, что и другие пленные. Он хорошо защищался и сильно изранен. Die 24 Augusti. Король остался на том же месте, а господа литовцы пошли вперед. Король последует за ними завтра. У Коптева монастыря, в трех наших милях от Великих Лук, мы все соединились с канцлером. Там король хочет выслушать послов, которые и сегодня могли бы быть в войске, только король приказал приставам нарочно медленно подвигаться с послами, потому что он вследствие тяжести пушек скоро не может выбраться из лесов. Думаю, он очень жалел, что посол ничего не найдет, ни травы, ни мелкого хворосту после нас. Вчера началась большая слякоть, которая, если Бог не отменит, доведет нас до крайности. Ведь можно легко подвергнуться какой угодно опасности, зайдя так далеко в неприятельскую землю; поэтому всем вам следует молить Господа, чтобы Он, как вначале, так и впредь, споспешествовал королю и его войскам и благословил, имея нас всех в Своем попечении и под Своею святою защитою. Die 25 Augusti. Сделав три мили пути, король расположился в монастыре, который называют Коптевым. В этот день вместе с панами гетманами он отправился в носилках к крепости, до которой ровно две мили. Король осматривал крепость, взявши с собой пана Троцкого, меня, Габора Бекеша и какого-то Барба Дзюрдзея. Мы были так близко от крепости, что можно было попасть в нас не только из пушки, но и из хорошего ружья. Литовские паны, главным образом пан воевода виленский, удерживали, просили короля, но напрасно: на все был один ответ: Gerte,nihil est ,domini mei. В нас стреляли, но по милости Божией безуспешно. Под слугою папа Троцкого, выехавшим далеко вперед, убили коня, который и пал на месте. Осмотрев эту сторону крепости, мы повернули к лагерю, и тут на прощанье ядро ударило как раз перед нами, когда мы ехали вместе с королем. Die 26 Augusti. В течение этого дня мы оставались на том же месте. Король опять с нами в носилках. Перейдя вброд реку, которую зовут Ловатью, он осматривал замок с другой стороны. Он тотчас решил, откуда вести осаду, где поставить лагерь. Один поляк из литовского войска, имени его я еще не знаю, пустил копьем в мост у замка. Я забыл сказать, что вчера русские сожгли весь город, который был гораздо больше, чем Вилена, взятая дважды, а некоторые считают его еще большим. Die 27 Augusti. Литовское войско остановилось на поле в готовности к бою на том месте, где предполагался лагерь. Король с своею частью армии двигался таким образом: я шел впереди, выстроив весь свой отряд, в котором считалось 2112 коней, в один полк, который называют "отчаянным", пустив вперед пана Темрюка с его пехотой, пана Претвица, трембовельского старосту,с его людьми, и с ними казацкие разъезды; хотя пан Претвиц и волонтер, однако сам король просил его находиться под моим знаменем. Мой отряд был не мал и не дурен, нехорошо только, что старые служаки выделялись между другими. Die 28 Augusti. Был совет, как принимать великого московского посла. Решено послать ему навстречу не из радных панов . Назначили пана Мелецкого, старосту брестского, пана Зеновича, подстолия литовского, и пана Агриппу, секретаря; из войска выбрано более 1000 человек, но было гораздо больше, потому что поехали и другие, хотя им и не было приказано. В то же время король поручил своим венгерцам объехать крепость и осмотреть, откуда удобнее начать осадные работы. Борнемисса, отделившись как-то от своих, встретил русских, которые скрывались на месте сгоревшего города; они напали на него, сорвали епанчу, отороченную мехом, стреляли в него, но благодаря Богу не попали. Борнемисса кричал им после, чтобы они хорошенько берегли его шубу, потому что он сам скоро явится за нею в крепость. Die 29 Augusti. Утром рано пан Троцкий привел десять русских, взятых в плен казаками литовского отряда, которые ездили за фуражом. Наших было немного, а русских больше 300; одни из них убиты, другие взяты в плен. В девять с половиной часов представлялось королю московское посольство. Сами послы целовали руку короля. Сперва они вручили верительную грамоту, затем, по своему обычаю, посол говорил титулы своего государя, причем упомянул Полоцк и всю Ливонскую землю; сказав потом приветствие, он заявил, что его государь хочет быть в братстве и мире с королевским величеством, при том только условии, чтобы ему отдали Полоцк с городами, принадлежащими к Ливонской земле; далее - что он отступается от княжества Курляндского, также как и от Магнусовых замков. Если король это исполнит, то между ним и московским государем будет братская любовь. После этого послы объявили, что не имеют наказа от своего государя править посольство в другом каком-либо месте, кроме как на королевской земле. Они просили, чтобы король вернулся со своими войсками в свою землю, а они то благое дело, с которым приехали от своего государя, там и будут продолжать. Король отвечал через пана Троцкого, что их требование несправедливо, что довольно он ждал их в своей земле, но так как они не торопились приехать, то король не хотел из-за них терять ни часу времени. И так пусть они здесь правят свое посольство. Но послы стояли на том, чтобы король вернулся в свои владения. Тогда пан Троцкий потребовал, чтобы они или правили посольство, или ехали назад на место своей стоянки. Но они ни за что на это не соглашались. Тогда король приказал приставам отвести их в стан, причем им намекнули, что как ни с чем приехали, так ни с чем и уедут. Король, идя в свой шатер, спрашивал совета, что делать с этими послами. Постановлено следующее: объявить послам через приставов, чтобы завтра же готовились в дорогу и что их отпускают без всякого ответа. Авось после такой острастки они скорее скажут, с какими предложениями приехали. Die 30 Augusti. Воевода виленский представил русских пленных, которых захватил какой-то ротмистр Дорогобыж, конный казак, и тем оказал значительную услугу. В полдень того же дня, когда несколько солдат из окопов были посланы за хворостом для плетения туров, оставшиеся не выдержали незначительного натиска неприятеля и бежали из траншей; когда это заметили из крепости, то, пользуясь тем, что дело происходило против самых ворот, русские живо прогнали наших. Было взято одно знамя пешей роты канцлера. Хотя знаменщик защищался и дрался достаточно, но бедняга, напрягая все силы, все-таки был повален на землю. Оторвавши кусок знамени, он волей-неволей должен был выпустить его из рук. Ликующий неприятель поспешно ретировался в замок, хотя ему тоже порядочно досталось. Канцлер очень огорчился и едва не казнил знаменосца, но его спасли, взявши на поруки. Die 31 Augusti. Ничего особенного не произошло в наших окопах. Под прикрытием туров наша пехота с полною безопасностью направляла траншеи. С наступлением ночи наши втащили в шанцы пушки, по милости Божией не потеряв ни одного человека. Die 2 Septembris. Послы опять были у короля. Теперь были Допущены к руке короля только дворяне государевы. Сперва первый посол правил посольство, потом второй, а затем третий; каждый из них бормотал довольно долго. Бог видит, что не стоит писать об этом. Все состояло в том, что они очень усердно уговаривали короля щадить христианскую кровь и заключить мир; затем предложили королю дружбу своего властелина. Они прибавили, что их повелитель, ради мира, оставляет королю Полоцк и замки, которые король взял около Полоцка, и на вечные времена клянется никогда из-за этого не возбуждать войны и не упоминать о них в своих титулах. Если же король не будет этим доволен, они просят позволения продолжать по обычаю переговоры отдельно с членами рады. Пан Троцкий ответил именем короля, что касательно восстановления мира можно ясно видеть, что не король виноват в этом кровопролитии, что королю невозможно прекратить войну, начатую за такие несправедливости, которые их государь наделал Речи Посполитой. По благоприятном окончании других дел король не будет отказываться от дружбы с их князем, так как волею Божею он могущественный и славный король, за которым папа (т. е. св. отец) признает приличный титул, а кесарь, короли христианские и другие монархи пишут его своим братом. А что касается того, что князь уступает ему Полоцк с теми или другими замками, то король удивляется, как могут послы предлагать его величеству такие условия. Ведь, несмотря на все остальное, король своим мечом завоевал Полоцк как собственность, издавна принадлежавшую великому княжеству Литовскому. Он взял его и будет при Божьей помощи и впредь брать, что только когда-нибудь было отнято из его владений. А если их государь хочет жить в мире с королем, то пусть все возвратит. В противном случае, т. е. если он не возвратит, король не перестанет домогаться своего, поэтому пусть государь их остерегается, чтобы вместе с чужим не потерять своего. Он позволяет послам продолжать переговоры об этом с панами рады, напоминая им не терять времени, напрасно торгуясь. Для переговоров назначены панами рады: 1) князь Николай Радзивилл, воевода виленский, 2) Остафий Волович, пан виленский, 3) князь Стефан Збаражский, воевода Троцкий, 4) Ян Кишка, староста жмудский, 5) князь Андрей Вишниовский, воевода волынский, 6) князь Николаи Радзивилл, воевода новогрудский и ловчий литовский, 7) Ян Зборовский, гнезненский пан; 8) Фирлей, пан любельский , 9) Ян Глебович, пан минский, подскарбий великого княжества Литовского. Die 4 Septembris . Так как пожар был потушен, то король приказал своим гайдукам попытаться вновь зажечь крепость. Они, бедные, числом до 100 человек, еще во время первого пожара подбежали к самой насыпи около стен и оттуда уже не отходили; русские не могли стрелять в них из орудий, ибо они вкопались в насыпь. Тогда на них стали лить кипяток и бросали каменья, но они все терпели; только ночью доставляли им еду и питье. Им-то и поручил король подложить порох под укрепления. Die 4 Septembris. Когда король вечером стоял с несколькими из нас недалеко от крепости, то, присматриваясь к ней, сказал: "Вы увидите, что мои пехотинцы вскоре подожгут эту стену". Не прошло и десяти минут, как стена загорелась; огонь был такой сильный, что невозможно было потушить его. По этому случаю всю ночь лошади стояли оседланные. Пан Троцкий, пан староста жмудский и я всю ночь стояли с отрядом в несколько сотен по ту сторону крепости, полагая, что русские из замка побегут той дорогою. Но они и не думали об этом. Наоборот, они так принялись тушить пожар, что ночью, по прошествии трех часов, пламени уже не было видно. Правда, им много помог дождь, который, начавшись с вечера, лил всю ночь. Мы стали уже терять всякую надежду на скорое взятие крепости. Спустя после полуночи солдаты из отряда канцлера тоже вели подкоп под башню и старались давно уже поджечь ее. Тогда огонь повернул вдруг в другую сторону и обхватил дерево. Башня была чуть ли не самая большая, и русские мужественно ее обороняли, но наши мешали им стрельбой тушить ее. Итак, Die 5 Septembris утром русские должны были сдаться. Начальники были обмануты вследствие какой-то ошибки; гайдуки начали рубить сдавшихся; произошло большое убийство, причем досталось и невинным. Это, должно быть, было устроено против тех, которые ушли из Полоцка; пусть Бог рассудит. Теперь король стал советоваться о постройке замка. Об этом много писать, а так как это, по моему мнению, само собою следует за предприятием короля, то и пусть оно окончится благополучно. |
2005-2014 © Александр Павлов