"Цыгане" Валентины Федоровны Николаевой

Ой, за цыгана выйду замуж,
Будут цыганяточки.
На своё поле приеду,
Разложу палаточки.
Ай, да-да, да-да
Ай, да-да, да-да

Лето знойное. Только ночная прохлада снимет усталость от дневных забот и трудов праведных (как принято называть). Спим, как пеньку продавши. Наверное, нелегко её было сбыть, коль чувствуешь такое облегчение, душевное и телесное.

Как-то выхожу за холодной ключевой водой к колодцу, глянула, вернее обозрела округу и Господи, почти с деревней рядом 5 шатров цыганских. А потом, не замедляя, идут цыганки в цветастых шалях. Сразу три заходят в дом, обращаются к хозяйке: «Здорово, сестрица. Как здоровье, детки? И после кратких ответов – не наделишь ли, милая, скороминкой, сметанкой, творожком, хлебцем. И, конечно, не может хозяйка отказать и всех оделивает. Немало деревень они обойдут и с нагруженными сумками-торбами возвращаются к своим ленивцам-мужьям. А они летом, оставшись, бренчат на гитаре, поют (как всегда довольно неплохо).
А жёны, принесли хорошо – значит, приласкает забубенный, мало покажется – огреет вожжами или ремнём с пряжкой.
Вечером горит костёр, а вокруг певучее и играющее племя. Мы выходили и слушали с замиранием цыганские песни: «Ай, да-да! Ай, да-да!» или «Живёт моя отрада в высоком терему…».
По вечерам в Гостёны стекалась молодёжь, и начиналось, как по расписанию, гулянье. Натягивают сетку – команды соревнуются в волейбол. Посреди знаменитый гитарист Сашка-цыган развлекает пришедших. Старики сидят у раскрытых окон, слушают, внимая пению. Задумываются о своей молодости, которая остаётся единственным радужным воспоминанием. Анатолий Петрович, мой любимый Толюша, не мог обойти стороной раскинутые шатры. Тем более, они стояли на его пути. Гостеприимные хозяева наперебой наливали ему крепчайшего чая в расписном бокале. Пьяницами они не были. А утречком к нам в дом наведывались, хвалясь, что Анатолий Петрович чаёвничал у них. Евдокия Анисимовна, а проще мама Дуня, никогда ни перед кем не оставалась в долгу, а по сему давала всё, что просили. Иногда журила сына: » Что, тебе дома мало чаёв?» На что он отвечал: «Там совсем иная обстановка, душенька моя!» Нравился ему цыганский быт.

Они стирали бельё не часто, но после сна матрасы, подушки выносили на солнце и, конечно, согласитесь, это прекрасно. Все бактерии гибнут под солнечными лучами, и тело перед сном окунается в рай. Очень хотелось моему суженому, чтобы и я поступала так же. Но перина была не в силу, а простыни и одеяла часто грелись на изгороди.
Вели себя палаточные рыцари достойно. Не было случая, чтобы в деревнях, где они собирали добровольное подаяние, что-нибудь пропало. Их у нас никто не боялся. Одна из цыганок Клава Терехова помогала мне копать картошку. Как-то попросила у меня какую-нибудь книжку на любом иностранном языке, кроме немецкого. Они гадали по этим книгам, верующим в магию. А меня предупреждала: «Никогда не гадай. Сама подумай, что мы можем знать неграмотные или полуграмотные женщины».
Интересно о них рассказывала моя мама.

У них, близ Барсуков, жил большой цыганский табор. Однажды праздновали богатейшую свадьбу Петра и Евленьки (?). Наехало в лес великое множество их соплеменников. Столы ломились от яств. После венчания жених и невеста заняли почётное место, и начался пир на весь мир. Пляски и песни с бубнами. А на утро невесту проводили в нательной рубашке перед гостями. Если невеста оказалось не честной, на отца и мать одевали хомуты и тоже водили напоказ. На этих свадьбах могли быть и русские. Всех зазывали на праздник. Странное это племя, живущее одним днём. Сколько бы ни набрали темнокожие красавицы, съедалось за один день. Если было не под силу, отдавали собачкам, лошадкам.
Детишек у них было тьма-тьмущая. Ими никто не занимался, росли сами по себе. Разве старшие посматривали, не упали в воду, не подходили к лошадям. Главное богатство и радость цыганская – лошадь.

В старину цыган с лошадьми пускали ночевать с охотою. От них оставался навоз, чем дорожили крестьяне. В деревне у нас жил эдакий замысловатый мужик Тит. Всё время думал о прибыли: даже в туалет бегал на свою ниву. Скупал сажу, а потом напёрстками продавал для окраски портных чулок.
Всё это не в тему.

Цыган Терех – был мужик, сходный с русскими. Строго следил, чтобы дети не проказничали, не воровали лошадей. Все учились в восьмилетке, а одна дочь окончила медицинский. Сам обычно нанимался пасти стадо. Эта работа была ему по душе: целый день на воздухе. Приносила еду жена Варвара. Любили они друг друга. Когда его не стало, совсем изменилась эта весёлая мудрая женщина.
Очень скоро он взял её к себе. Думаю, что они встретились. Не могли они друг без друга. До сих пор неравнодушна к их песням.
Как-то молодой цыган в Толе(?) причислил меня к их племени. Положил мне руку на плечо и пропел: «сыграй и спой, цыганка, мне, чтобы душа звенела на струне». Я не отстранилась, ласково улыбнулась и сказала: «Спасибо!»

В наше время случаются менее трагичные связи. В д. Исса Пушкиногорского района русский паренёк влюбился в неотразимую колдунью и предложил ей руку и сердце. К удивлению всех, она согласилась с условием, чтобы каждое лето он её отпускал в свой табор. Он сказал: «Да!» У них выросли две дочери красавицы. Осенью она, как ни в чём не бывало, возвращается к мужу и детям. В семье лад и благолепие.

Учительница из Погорелки замужем за чернооким ромалом. Живут в любви и согласии назло всем пророчествам.
Но никогда они не пристают к русским жёнам и не простят нашим ловеласам, если они даже намёком обидят их соплеменницу.
Попытался у нас один бабник из Юцов и получил ременным кнутом кровавые полосы по всей спине. Бил и приговаривал: «Не лезь к нашим, ищи своих! При новой попытке – убью!»
Ромалы – мудрейшие люди. Большинство неграмотные, но владеют несколькими языками. А послушайте вы, русичи, как певуче они обращаются на чистейшем русском языке. Далеко многим из нас до них. А мат у них вообще не значится. Они испокон веков неотделимы от нас. Не позволяют ничего лишнего. Невозможно встретить среди них пьяницу. В жёны ищут красавицу своего племени. Браки с русскими – редчайший случай. Из деревни Лозовка одна с ошалелой головой бросилась за красавцем-цыганом. И что же? Не было у неё таланта их соплеменниц: не гадала, не выпрашивала, приходила с пустой сумой. И конечно, возлюбленный ромал её так исполосовал пряжкой, что она отлёживалась неделю вблизи своей деревни. Мать взяла её к себе, заблудшую. И больше никаких замужеств не желала знать.